– Особенно если знаешь, что борешься только за своё счастье. – Антон переступил черту не возврата и тихо напоследок произнёс: – Прощай.
Дверь, плавно за ним закрываясь, медленно встала на своё место, на прощание громко щёлкнув замком.
Вот и всё. Захлопнувшаяся дверь отрезала его от прошлой жизни, ничего не предлагая взамен. Антон на некоторое время растерялся, не зная и не понимая, что же ему делать дальше. Когда жили вместе, то всё было просто и понятно, и казалось, что жизнь была расписана по минутам. Теперь оказалось, что у его жизни нет времени. Некуда особо спешить, и незачем строить какие-то семейные планы, типа – как провести отпуск или сделать ремонт в прихожей. Не нужно заходить в магазин со списком необходимых продуктов, зная теперь, что необходимых продуктов не бывает, а бывают те, которые покупаешь как корм. Спускаясь по лестнице вниз, Антон на данный момент понял только одно, что сейчас никак нельзя оставаться одному. В его теле и сознании начал поселяться хаос. Если дать ему свободу, то он разрушит тебя мгновенно. Это Антон знал наверняка. Домой к родителям идти не хотелось. Там предстояла долгая беседа с оханьем и аханьем, а этого он не любил больше всего. Друзей, таких, с кем бы он мог поделиться своими возникшими проблемами, как оказалось, у него нет. Выйдя из подъезда, он на какое-то время остановился, и опустил чемодан прямо на асфальт. Это была первая проблема его теперь уже холостой жизни. Несколько раз глубоко вдохнув вечерний морозный воздух, Антон, подхватив за ободранную ручку своего вечного спутника, направился вдоль широкой и ярко освещённой улицы к станции метро. Отполированный ботинками прохожих до блеска снег, под его ногами порой превращался в каток, и приходилось удерживать равновесие, прикладывая некоторые усилия, чтобы не поскользнуться и не упасть, ставя себя, таким образом, в неловкое положение. Такое перемещение не только несколько отвлекло его от тоскливых мыслей, но и помогло найти единственно правильное решение в создавшейся ситуации. Станция метро «Комсомольская» уже светилась впереди огромной буквой «М», но Антон остановился и бросил взгляд на многоэтажный жилой дом слева от него. «Как мне раньше это в голову не пришло?» – подумал он и заскользил взглядом по ряду окон четвёртого этажа. Окна квартиры профессора Чудова приветливо светились, приглашая в гости. Не думая насколько будет уместен такой поздний визит, Антон бодро зашагал к подъезду дома. Оправдывая себя тем, что Алексей Валерьевич в любое время рад был видеть его у себя, и им всегда было о чём поговорить, он уверенно открыл тяжёлую входную дверь подъезда. Уже несколько лет профессор являлся наставником и руководителем его научных работ, публикаций и новых разработок. Обсуждая те или иные темы, они порой засиживались у него дома до утра, а потом удовлетворённые ночными посиделками, садились пить крепкий чай или сразу укладывались спать, что бы несколько часов вздремнуть перед предстоящей работой. Антон, как правило, укладывался тут же в его кабинете на старенький кожаный диван, а сам профессор уходил в свою комнату. Утром их будил не будильник своим писком, а жена Алексея Валерьевича – Вера Ивановна. Со словами: «Опять всю ночь сидели за своими закорючками? Белого дня им не хватает! Вставайте полуночники – на работу проспите!», она открывала двери во все комнаты и начинала греметь посудой на кухне, готовя им завтрак. Появляясь на кухне всегда раньше профессора, Антон слышал всегда одно и то же «Антон, тебя когда нибудь Ирина выставит за порог, если дома ночевать не будешь.» Как в воду глядела. Хотя, что тут глядеть – всё к тому и шло. Профессор, слышавший её пророчества, всегда говорил, что места у них в доме всем хватит и без крыши над головой Антон не останется. Потом, уже за завтраком вспоминал, как он много лет назад пропадал в институте и в командировках, работая над своими монограммами, а она его всегда ждала и встречала, будто они расставались несколько часов назад. Вера Ивановна улыбалась в ответ и отвечала, что нечего равнять их и современную молодёжь. Молодым нужно всего много и сразу. Спешат жить и всё хотят успеть. А мы тогда никуда не торопились и всё успевали: радоваться и огорчаться, детей растить и по делам ездить, браниться и прощать друг друга. Мы не спешили за временем – это время спешило за нами. Антону всегда нравилось слушать умудрённых жизненным опытом пожилых людей и радоваться их тихому семейному счастью.
На трель звонка дверь открылась почти сразу. На пороге стояла Вера Ивановна и удивлённым взглядом рассматривала Антона с чемоданом в руке.
– Антон? Ты куда это собрался?
– Да вот…
Не дослушав до конца, Вера Ивановна шире распахнула дверь, пропуская его в квартиру.
– А Алексея Валерьевича ещё нет. Он на передаче у Даргона. Вот жду, скоро объявится. Да ты проходи, проходи. Вместе дождёмся. – Её взгляд опять задержался на жёлтом чемодане. – Так куда ты говоришь…?
Антон вошёл в прихожую и поставил тяжёлый чемодан на пол под вешалку.
– Пока не знаю, Вера Ивановна. Сначала вот зашёл к вам, а там видно будет.
Пожилая женщина всплеснула руками, догадываясь, в чём тут дело.
– Не уж-то из дому ушёл? Или с Ириной чего не поделили?
Антон снял с себя пуховик и стащил мокрые от снега ботинки.
– Случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Мы с Ириной разные люди. Наши эго, так и не соприкоснувшись, разбежались в разные стороны.
– Это не эго разбежались, это всё ваша спешка. Как котята слепые тёрлись обо что непопадя, а когда глазки прорезались, то увидели, обо что тёрлись. Пойдём чаю налью. – Вера Ивановна пошла на кухню, из которой пахло чем-то вкусненьким. – Может ты голодный?
– Есть немного.
– Тогда подождём Алексея Валерьевича и все вместе поужинаем. Хотя какой уж тут ужин? Время уже двенадцатый час – скорее это будет ранний завтрак.
Чаю, она всё-таки налила в большую кружку и поставила перед Антоном на стол.
– Пока погрей внутренности, а то озяб, наверное.
Антон накрыл дымящуюся чашку ладонями, и почувствовал обжигающее тепло от глиняных стенок.
– Так профессор на передаче у Даргона? «Даргонкихот», если не ошибаюсь? Интересно, а с какой темой?
– А какая у него тема? Всё одна. Пытается доказать всему миру какой древний у нас язык. – Она махнула рукой в сторону и накрыла крышкой сковороду с разогретыми котлетами. – Кому это теперь нужно? Стоило ли всю жизнь положить на то, что бы тебя потом считали чудоковатым профессором?
Антон поперхнулся горячим чаем и откашлявшись, возразил:
– Вера Ивановна, вы ему как мать родная, а не жена. Всё время уберечь от чего-то хотите. Нельзя же человека уберечь от его убеждений и знаний. То, что Алексей Валерьевич сделал для русского языка невозможно переоценить. Как узнать наше прошлое, если не знать основ – того, с чего всё начиналось? А начиналось всё со слова.
– Вот и ты туда же – блаженные.
– Блажен тот, кто верует.
В этот момент со стороны прихожей раздался щелчок открываемого замка.
– Ну, вот и профессор наш объявился.
Вера Ивановна, вытирая руки фартуком, поспешила в прихожую, из которой уже доносился возмущённый голос Алексея Валерьевича:
– Нет, ты Вера только подумай! Меня взялся поучать, как воспитывать у русских чувство патриотизма ортодоксальный еврей, который является к тому же гражданином США!
Таким профессора Антон ещё не видел. Его короткая седая бородка, как бы поддерживая негодование своего хозяина, стояла торчком, а всегда спокойные и улыбчивые глаза метали молнии. Вдобавок ко всему, бешеная жестикуляция и резкие движения, говорили, что профессор находится на грани нервного срыва. Когда он появился на кухне и увидел Антона, то его эмоциональный взрыв несколько поутих.
– Здравствуй Антон. Хорошо, что зашёл – есть что обсудить. – Его руки тут же взлетели вверх. – Ты, наверное, смотрел по телевизору это избиение младенцев? Какой стыд и срам! Я не понимаю, какое им всем евреям дело до нашей культуры и языка? – профессора было невозможно остановить – Нет, как вам всем это нравится? Даргон считает, что показывая славное прошлое нашей Родины, гораздо большую её древность, чем мы обычно думаем – мы создаём тем самым ложные идеалы, ложной гордости за свою Родину! Вот именно это заставляет нас русских не учиться у других, а полагать, что мы и так всё можем, поскольку у нас есть славное прошлое. И, якобы, отсюда-то и вырастает национализм и фашизм. Во, как!
Антон улыбнулся и почесал затылок.
– Нечего сказать Алексей Валерьевич. Если такое происходит, значит это кому-то нужно.
– Вот! Зришь в самый корень! Это при том, что передачу смотрели миллионы людей!
– Хватит молнии метать. – Вера Ивановна поставила тарелки с дымящимися котлетами на стол. – Давайте ужинать.
